Как-то после стэнфордских славистических семинаров я стал расспрашивать Вяч. Вс. Иванова о реальности выживания головы, отделенной от тела и сохраненной в специальной камере, поддерживающей ее функции, — этот известный проект предлагал в свое время научно-фантастический боевик Александра Беляева «Голова профессора Доуэля».

«Тем не менее, джинсы, мода, в общем, достаточно предсказуемая вещь, достаточно неопасная сейчас, лишь бы не было скандала. Но бархатная революция это то, что желательно сейчас. В Москве, естественно, ловятся эти настроения, революционность действительно очень мягкая, такой видится, она желательна как мягкие переходы...»

Ситуация в отведенном нам мире заставила мое поколение сжаться, как от стужи или космической перегрузки. Родилась, по выражению проф. В.П.Григорьева, новая компрессия стиха. Утяжелилась концентрация событийности и формообразования образа в работе со словом, казалось бы теряющим проницаемость и упругость в застойном социуме. Темы, предметы, вещи, втянутые во внимание художников, о которых я буду рассказывать, преображались в коронной остановке феномена, в его засечке эвристическим взглядом, в опознании феномена в его имманентном времени.