• "Раздерган Гомер на цитаты..."
• "Циклопов язык из одних согласных..."
• "Вакханка нежная! пока в цвету..."
• "Черемухой окутанный..."
• "Если Господь не поставит дом..."
• "Мой Катулл! поругаемся, поспорим..."
• "Рассказывай, рассказывай..."
• "Не ты ли, летунья?.."
• "Мне в Петербурге холодно..."
• "Благословен мой Господь! ладони..."
• "Пока тебя волна шальная, Ладья, послушай!.."
• ХАНДРА
• ГЕКТОР - АНДРОМАХЕ
• НА СМЕРТЬ ТИШИНСКОГО
• "И капель осколки в твоих волосах..."
• "У случайных стихов особый..."
• "Уныло накануне ноября..."
• "Трудно не быть игрушкой..."
• "Отзываясь на зов, заносимый извне..."
• "В уединении, на даче ..."
• "Помилуй, Боже! меня, помилуй..."
• "Путь вихляющий на дачу..."
• "Не прощаемся - встретимся строго..."
• "Докучливая жизнь... "

# # #

Раздерган Гомер на цитаты рекламных афиш:
по стенам расклеены свитки,
гексаметра каждый по воздуху мечется стиш
на шелковой шариком нитке, -

то долу падет, то подскочит горе. Не о том,
что лирой расстроенной взято,
рожки придыханий о веке поют золотом:
что небо по-прежнему свято,

мечи не ржавеют от крови, курится очаг,
волам в черноземе копыта
приятно топить и купаться в лазурных лучах.
Но чаша страданий отпита

однажды навеки, - скорбей и печалей на дне
горючий и горький осадок,
железного века достойному пасынку, мне
да будет прохладен и сладок.




# # #

Циклопов язык из одних согласных:
шипящих, сопящих, небных, губных,
гортанных, - меж древлезвонкопрекрасных
ему не затеряться. На них

восславить лепо сребро потока,
волос любимой нощную ткань,
пропеть про грустно и одиноко,
земли и неба звенея брань

и чаши с горьким питьем. А этим,
как око единым на голом лбу,
сродни изрыгать проклятья столетьям
и всей вселенной трубить судьбу.

Нет равных ему в наречиях дольних,
безгласному, - люди на нем молчат.
Заткнись и ты, мой болтливый дольник, -
язык циклопов суров и свят!





# # #

Вакханка нежная! пока в цвету,
по-птичьи горлышко прочистив,
пропеснопой, а я тебе сплету
венок из виноградных листьев,

зелено-златых. Тишина-змея
вкруг дымчатых свернулась ягод.
Как только ты начнешь, песнопоя,
и в ночь влюбленные полягут, -

юркнет во мрак. Накличь, по именам
окликни дни от ряда к ряду,
из ряда вон. Пусть краснощека нам
Дионисийскую прохладу

готовит Осень, проча чаши, чушь
пророча и не разумея,
что испевает лучшую из душ
ее вакханка-песнопея.




# # #

Черемухой окутанный и вишней
многоголосый воскликает хор:
"Хвала Тебе, хвала Тебе, Всевышний,
за то, что небо, дернув за вихор,

Ты от земли отъял; за то, что моря
голубоватый расплескал рассол;
за то, что - вголошая и узоря -
всему и вся Ты точные нашел -

высаживая Рай ко древу древо -
обличья, очертания; за то,
что времени клубок Ты пнул без гнева;
за то, что свет со тьмой развел по сто-

ронам; за то, что вдунул напоследок
любовно в пластилиновую плоть
Дух, выпуская ангелов из клеток,
хвала Тебе, хвала Тебе, Господь!"





# # #
(из 126-го псалма)
Аще не Господь созиждетъ домъ...

Если Господь не поставит дом, -
тщетным строительная бригада
прозанимается век трудом;
если Господь об охране града
не позаботится, - зоркий страж
не упасет от врагов и краж.

Зря просыпаетесь до зари,
ночи корпеете без просвета,
скорби разжевывая сухари,
делу - и время и час, а в это
время на блюдечке поднесен
свыше избраннику сладкий сон:

будто наследство Господне вот,
вот сыновья; от Него награда -
глаз услаждение - чрева плод;
преумножающиеся чада -
острые строки, не для войны
выкованы и закалены.

Счастлив исполнивший точно свой
замысел (видел его во сне я), -
никнуть седеющей головой,
нет, не придется ему, краснея:
кто бы ни выступил, от ворот
гостю незваному - поворот.




# # #

Мой Катулл! поругаемся, поспорим,
просто так посидим - с Фалерном туго;
ничего, - как-нибудь и с этим горем:
поглядимся, как в зеркало, друг в друга.

На, кури. Что не спрашиваешь, кто я?
где? когда? почему усов не брею?
и слежу через стекла за тобою? -
В гости к сумрачному гиперборею

ты попал. Не видение, не морок -
мы с тобой, если хочешь, если надо,
чай заварим из трав, лимонных корок
и съедим по полплитки шоколада.

Ты, наверно, лет десять не был в Риме:
тоги нынче не в моде - на смех курам.
Да, таким же - с глазами голубыми,
долговязым, но статным, белокурым -

я тебя представлял, когда в тетради -
от бессмертия к жизни - строки сами
проступали. - Давай, союза ради,
мой Катулл, обменяемся сердцами!




# # #
					Наташе

Рассказывай, рассказывай, храня неопасения
по поводу, по проводу про все, что ни: про то,
что нынче дождь и ветрено, что непогодь осеннюю
твое демисезонное не вынесет пальто.

Про то, как размечталась ты проплыть в кленовом платьице,
про то, как все посредственно во вторник и в четверг,
что дни шарами серыми, сбивая с толку, катятся,
и прятаться приходится от них то вниз, то вверх.

Про то, что математика скучнее плитки газовой,
что нет необходимости, и завтра все равно,
что будет, лишь до праздника (рассказывай-рассказывай!)
дожить, как до пришествия, что суждено, что но...

Про то, что мир меняется скорей, чем имя новое
ему найти успела ты, про то, как на столе
печально чашки замерли, что слякоть октябревая
и снова дождь и ветрено на тамошней земле.

Про то, что мухи бесятся и сильно приставучие,
про то, каких на улице обглоданных котов
сегодня ты увидела, - о каждом чтожном случае
рассказывай, рассказывай, - я выслушать готов.




# # #

Не ты ли, летунья? - Тебя узнаю
по легкому плеску, - крылаты
так, может быть, ангелы пляшут в раю, -
я знаю великую тайну твою,
которой не в курсе сама ты,

свой складень ли Богом расписанных крыл
то сложишь, то мигом раскроешь,
свои ль паруса, что Господь раскроил,
то ветру поддашь, не расходуя сил,
то, споря с ним, силы утроишь,

и - Божия тварь - ты права, что права
сама для себя выбираешь:
трава ли, воздушные ли острова -
не ведая толком, зачем ты жива,
зачем, например, умираешь?





# # #
			Славе Пинхасовичу

Мне в Петербурге холодно, - прости:
блестят надгробья буквами златыми
над мертвыми, рожденными расти,
впивая чай, настоянный на дыме.
Отдай меня, Петрополь, не лепи, -
мое, как видишь, сердце не из воска:
пускай Невой закатная известка
плывет меж теплоходов на цепи.

Мне в Петербурге тесно, - бьют часы,
а в это время по хребту проспекта
гуляют уши парами, носы
и языки - сродни бесполым некто.
Оставь меня, Петрополь, - я не друг
и я, увы, не враг твоей свободы:
пускай иерихонские заводы
твои трубят для плюшевых старух.

Мне в Петербурге страшно, - не успеть
на похороны Солнца даже нищим:
и день увял, и почернела медь
коня над ископыченным кладбищем.
Убей меня, Петрополь, - я ни сват
тебе, ни брат, и не крестить детей нам:
пускай твоей отравленным портвейном
весны нальется кто-нибудь, кто свят.

Мне душно в Петербурге, - со звездой
звезда не разговаривает, - обе
безмолвны на воде и над водой,
но мне не спится в каменной утробе.
Пусти меня, Петрополь, не тяни, -
моя душа с твоей, увы, в раздоре:
пускай горят и предвещают горе
другим твои прогорклые огни.



# # #
		(из 143-го псалма)
		Благословенъ Господь Богъ мой...

Благословен мой Господь! ладони
мне приспособивший к обороне,
сдачи давать - мои кулаки,
милость, опора моя во брани,
мой избавитель, защитник, - на Не-
го, подчинившего мне полки

стакнутых слов, уповаю. - Что же
есть человек, что ему, о Боже!
Ты открываешься? человечь
сын, что считаешься с ним? - Да кто б он
ни был, а все суете подобен:
дням же его тенями протечь.

Боже! склони небеса и сниди;
гор прикоснись - ни к чему они-де
здесь - задымятся; Твою блесни
молнию - бросятся врассыпную;
стрелы Твои разметай - земную
освободят поверхность они.

Руку с высот мне подай, а то по-
гибну, спаси меня от потопа,
выручи, от чужеземцев скрой,
коих о суетном щебет вражий,
коих десница - не шуйца даже:
этой дают, отбирая той.

Старую, Господи! не на лире,
песню по-новому, на псалтири
десятиструнной, воспев, свою
новую песню Тебе, под сенью
крыл венценосным рабам спасенье
предоставляющему, пою.

Лютый как меч отвел от Давида
некогда, так и меня спаси да
выручи, от чужеземцев скрой,
коих о суетном щебет вражий,
коих десница - не шуйца даже:
этой дают, отбирая той.

Их сыновья - как весной побеги -
всхолены, их взлелеяны в неге
дочери, точно сошли с картин;
всюду достаток, везде избыток:
царство довольных у них и сытых;
овцы плодятся, и - как один -

тучны у них волы. Ни урона,
ни разорения; никого на
улицах, кто бы рыдал, кто б мог,
как о пощаде, молить о чуде, -
ублажены. Но блаженны люди,
есть у которых Господь мой Бог!





# # #
			(из К. Горация Флакка)
			О Navis, referent in mare te novi...
			Od., I, 14

Пока тебя волна шальная, Ладья, послушай!
в открытое бесследно море не унесла,
прижмись ко пристани, с отрадной расстаться сушей
не торопись. Ни одного на бортах весла

нет у тебя, - ты что, не видишь? Ветра лихие
тебе переломили мачту напополам;
трещат и стонут реи. Бурной твой киль стихии
противоборствовать порывам не в силах сам,

без помощи канатов. Цела и невредима,
ни паруса тебе; нет Бога, кому хвала
валами пенными напасти проносит мимо.
Хоть благородная когда-то сосна пошла

на корпус твой и снасти, - этим кичиться мешкай:
корме трехцветной осторожный моряк ничуть
не верит. Ты, коль оказаться не хочешь пешкой
в руках ветров, не вздумай снова пуститься в путь

за приключениями, ты, что внушала прежде
животный страх, священный трепет, ну а теперь
мне расшевеливаешь нечто сродни надежде,
будь от Бермуд подальше, - хватит с тебя потерь.




ХАНДРА
		(из Роберта Фроста)
		My Sorrow, when she's here with me...
		My November Guest
		
Моя Хандра, хоть не родня,
но к этим черным дням дождливым
стремится пристрастить меня,
к нагим деревьям, вдаль маня
вдоль по осиротелым нивам,

и мне покоя не дает.
Все, что ни молвит, - молча внемлю:
что по душе ей птиц отлет,
а седина ее вот-вот
осеребрит туманом землю.

Унылый дол, пустынный бор
да небо хмурое, - красоты,
ей услаждающие взор.
Выпытывает: "Их в упор
не замечаешь отчего ты?"

Что пристрастился, нет, не вдруг
к нагим ноябрьским дням, не скрою,
дням накануне белых мух, -
но так о них при ней не вслух,
чтоб не унизить похвалою.





ГЕКТОР - АНДРОМАХЕ

Дорогая моя Андромаха! заколот какой
мной ахеец по счету, - не важно, поскольку победа
так ничтожно мала, что махнуть бы хотелось рукой,
да не стоит ни взмаха, ни слова в устах у аэда:

ни сребристой испариной бронзовая чешуя
не покрылась доспехов, ни Солнце лицом не поблекло...
Я сжимаю привычно в руке наконечник копья,
весь пропитанный кровью приявшего гибель Патрокла,

и поспешно пишу на обломке чьего-то щита,
Андромаха, тебе, - извини мне мой почерк корявый.
У того, с кем придется мне драться, болтают, пята
уязвима на левой ноге, - у меня же на правой

есть мозоль роговая. Я тела непрочного тлен
перед тем, как свершиться убийству (равно: перед боем),
занесу попрощаться с тобой, - не устраивай сцен
мне семейных, пожалуйста, - лучше не станет обоим.

Не кори и ребенком меня не коли, как всегда, -
утром нежность нужна и любовь для вечернего праха.
А уйти - все равно я уйду, как уходит вода,
на погибель свою, дорогая моя Андромаха!





НА СМЕРТЬ ТИШИНСКОГО

Здесь жил Тишинский рынок. Я сюда
захаживал частехонько. С чего-то
казалось мне, что Страшного суда
свидетелями, сбитыми со счета

свидетелями, он заполонен,
что под налетом адского загара
у каждого - вне званий, без имен -
скрывается прекрасных тел опара,

что всякий светел и почти что свят
по-своему. Я ошибался, каюсь, -
не оттого ли, что семь лет подряд,
навязчиво на рифмы натыкаясь,

писал себе, не ведая стыда,
ни гордости, ни зависти... Короче,
здесь жил Тишинский рынок. Я сюда
захаживал частехонько. Во очи

торгующим заглядывал, товар
обозревал внимательно и долго.
В виду судьбою разлученных пар
калош я проникался чувством долга:

найти, соединить. Увы, утрат
не сосчитать. Но я почти уверен,
что Петр-апостол ключ от райских врат,
когда бы сей случайно был утерян,

мгновенно новый подыскал бы здесь.
Чего тут только не было! - Что было? -
Какая-то немыслимая смесь
пластинок и хозяйственного мыла,

игральных карт и контурных, ремней
армейских с "бляхой-мухой" и без бляхи,
лихих коньков и шахматных коней,
улыбчивого черепа в папахе

и от зубного порошка "Тэ-Жэ"
коробочек, и папиросных - "Ира", -
всего, что только выгодно душе
во всех концах скудеющего мира,

и вся, чего - быть может - никогда
и не бывало: лунная посуда...
Здесь жил Тишинский рынок. Я сюда
захаживал частехонько. Отсюда,

я помню, уходил последний раз,
когда царила слякоть и, капеля,
сочилось апельсином в левый глаз
слепое Солнце, - третьего апреля. -

Трагический и незабвенный день!
По-прежнему плели свои интриги
и предлагали всяческую хрень
назойливые местные барыги:

"За что купил, за то и продаю!" -
"Отдам за так и чуть дешевле даже!" -
наперебой. Но в очередь свою
прикинул я: раз им не до продажи,

то что-то тут не так. От стопок книг,
что высились Венецией над жижей
картонной, перьев "86"-х,
лежащих ржавой грудой рыбы рыжей,

и прочей тряхомуди - от любой
изломанной иголки до "да Винчи" -
повеяло назначенным судьбой
крушеньем. Неужели ж это нынче

здесь жил Тишинский рынок? Я сюда
захаживал частехонько. Ужели
ему отныне крышка? - Ерунда. -
- Чего-чего? - Вы шо? Ахванарели? -

С торговцами торговки начеку,
косясь на время, зримое в разрезе,
слились. Вот-вот, скользнувши на щеку,
слеза, не оставляя на железе,

следа, закаменеет. - У ворот
грязь огрызалась; и смешно и глупо,
смущая всполошившийся народ,
чернела по-над площадью "залупа"

Андрозураба. - Тут немало дней
прошлепает по лужам без ботинок -
мне представлялось - прежде чем на ней
напишется:
"ЗДЕСЬ ЖИЛ ТИШИНСКИЙ РЫНОК!"





# # #

И капель осколки в твоих волосах,
и Лебедь на белой щеке,
и время несчастное на часах,
и небо невдалеке,

и горький на влажных губах табак,
и мыслей разгул в мозгу,
и что-то еще, от чего никак
избавиться не могу.





# # #

У случайных стихов особый
аромат и особый вкус, -
точно дымчатый чай со сдобой
пьешь из чашечки белолобой
в окружении нежных Муз.

Пей, но знай: все это в рассрочку,
и за все: за снедь и за чай,
за "подлейте-ка кипяточку"
и за каждую эту строчку -
не отвертишься - отвечай.

Не сегодня, не завтра, - случай
предоставится эдак лет
через несколько неминучей
жизни памятью тех созвучий,
что вослед прозвенели. - Нет,

переулочек гнусный, гнутый -
точно кто завязал узлом -
ты меня не сбивай, не путай! -
Расплатиться - какой валютой?
за каким конкретно углом?




# # #

Уныло накануне ноября
в Коломенском, как в доме престарелых,
где древние дубы - обхвата в три-
четыре - дремлют, грезя в полусне
походом князя Дмитрия к Непрядве.

Они корнями намертво вросли
в земную твердь, в небесную - ветвями,
и тщетно ветер, сорванный с цепи,
священную пресечь дерзает связь,
везде снующий, свищущий отвсюду.

Степенно я брожу промеж стволов,
корявых, искореженных годами,
судьбою исковерканных, прося
безмолвно, ибо губ не разомкнуть
от холода, - о мудрости, о вере.

О том, чего ни в слове передать,
ни мыслью расторопной невозможно,
ни имени, ни прозвища чему
ни на одном из языков земных,
ни образа, ни символа, ни знака...




# # #

Трудно не быть игрушкой в шестипалых ладонях
времени Эхнатона, Августа и Пери-
кла. Вчера веселился, завтра умрет Адонис, -
полночь, мгновенье между" остановись, замри.

Стоп, нули! - Разговором долгим не заманаю:
дай постоять немного, Янус, в твоих дверях
перед открытьем, перед новыми временами,
будущим и грядущим, прошлого порох-прах

похоронить достойно дай. Себе в оправданье
нечего мне придумать, некого мне винить:
я-в лабиринте века пыльным мешком ударен -
сам перетер об угол Ариаднину нить.

Быстро стареет время: глохнет, немеет, слепнет
ока на оба, уха и на язык един, -
впасть остается в детство, чтоб никому наследства,
потрясая колючей проволокой седин,

не завещать. Помедли, о голова Горгоны!
не спускай с циферблата глаз, не дай разомкнуть
стрелок, сморгнув, смеженных. Жадное до торговли,
время кайлом тяжелым ломится прямо в грудь.

Мой лирический Гектор! заклинаю: не надо
направляться по кругу, думая, что вперед, -
времени не нагонишь и не убьешь. Двенадцать
звонкой форелью бьется - только все толще лед.

Ах, Михал Алексеич, извините, любезный, -
вас еще не хватало. Впрочем, если помочь, -
либо убейте время, либо меня убейте,
а помешать, - не стоит, лучше шустрите прочь.

В этой неразберихе, в сущности, не возможно
что-то понять, - чем дальше, тем труднее назад,
воздух руками роя. Легче, восстав из мертвых,
спутав Александрию и Александров сад,

в шестипалых ладонях времени Эхнатона,
Августа и Перикла куколкой заводной
проще не оказаться. Если в стихах не точным
этих сочтете что-то, - строки - все до одной -

переставив местами, лишнее зачеркните,
распрямите порядок слов, прозирая стих, -
в собственной, в магазине приобретенной книге
делайте, что хотите, - я своего достиг.




# # #

Отзываясь на зов, заносимый извне
на хлопочущих крыльях тяжелых,
окунаться в свинец, утопать в желтизне,
различая в небесных глаголах

наклонение, время, спряжение, вид,
не по мне, и никто б не заставил,
оттого что составился мой алфавит
из одних исключений из правил,

мне не стать ни певцом, ни писцом, ибо не,
ибо гордые поприща не по -
окунаться в свинец, утопать в желтизне,
что ломиться в открытое небо.





# # #

В уединении, на даче -
как счетовод расход-приход -
подсчитываю неудачи, -
удач, увы, недостает.

Умом и сердцем человечьим
раскинешь, - ужас холодит,
что нечем оправдаться, нечем
небесный оплатить кредит.

О Господи! стихи - валюта
нетвердая, и в золотом
запасе мало почему-то:
не те, не так и не о том.

Записанного десятину
мне должно бы предать огню:
зажгу костер и в пламя кину
все то, чем ум свой бременю.

Авось небесная контора
и примет этот взнос на счет, -
до слуха Божьего и взора
хоть отзвук, отблеск донесет.




# # #
		(из 56-го псалма)

		Помилуй мя, Боже, помилуй мя...

Помилуй, Боже! меня, помилуй, -
надеется на Тебя вполне
душа моя: в тени многокрылой
найдется укромное место мне,
пока беззаконий не схлынут волны.

Во всеуслышанье воззову
я ко Всевышнему Богу, Богу,
меня держащему на плаву, -
и Он с небес мне сошлет подмогу,
спасет меня, опозорив тех,

кто жаждет меня растерзать; и милость
сошлет Господь мне Свою, Свою
мне правду. Душа моя истомилась
среди хладнокровных акул, - стою
один сынов человечьих между,

чьи зубы - копья и стрелы суть,
язык же - меч, изостренный к бою...
О Боже! выше небес да будь
превознесен, и над всей землею
да будет слава Твоя, Господь!

Препоны мне на пути ко храму
приуготовили, сладив ков,
душа поникла моя, - и яму
глубокую вырыли мне, но в ров,
запутавшись, сами тотчас попали.

Готово сердце мое, гортань
моя готова Тебе, о Боже!
хвалу и славу воспеть. Восстань,
псалтирь, во славе, вы, гусли, тоже
восстаньте. С вами до света я

и сам, восстав спозаранку, буду,
поскольку, Боже! Тобой спасен,
хвалить и славить везде и всюду
Тебя: разноликих среди племен,
что милость Твоя до небес восходит;

промеж народов, что правды путь
Твоей до облачного налою...
О Боже! выше небес да будь
превознесен, по-над всей землею
да будет слава Твоя, Господь!



# # #

Путь вихляющий на дачу
пролегает через лог.
Я в карманы руки прячу,
чтобы ветер не обжег.

Света паутинки в доме
недостроенном тонки.
Семенами в черноземе
домонголья черепки.

Жди ж иного урожая,
сад мой, холоден и нем!
Досвидайте, - провожая,
чахлых взмахи хризантем.




# # #

Не прощаемся - встретимся строго
через пару-тройку недель:
предожиданного восторга,
чем внезапного, слаще хмель.

Я - как только, так сразу - приеду
дней на несколько или лет,
не во Вторник к обеду, так в Среду, -
как получится взять билет.

Не за броской рекламой искусства -
путеводной вослед звезде
я уехать уехал из Курска,
но с тех пор - нигде и везде.

Все какой никакой, но козырь:
есть, чем крыть и чем зад прикрыть;
Петербурга имперские грезы
и Москвы опричничья прыть

мне знакомы довольно неплохо, -
мной на это год не один
уходокан, угрохан, ухлопан
был из доживших до седин,

и еще недоживший угроблен,
год пожара и тайной вражды, -
я, пришиблен его оглоблей,
пожинаю его плоды

прежде времени... Нет расстояний,
что не будут одолены, -
ожидания постоянней
чувство сдвоенное вины.




# # #

Докучливая жизнь Кастальским бьет ключом,
клокочет Иппокреной, -
не думать ни о ком, не помнить ни о чем -
надеждой сокровенной
я тешу некогда неугомонный ум,
гадая по Псалтири,
уверенный в одном: что два прибавить к двум -
получится четыре.

Не получается, - и нечего гадать:
все не бывает сразу...
Я подхожу к окну: - Какая благодать!
Как будто по заказу
погода: блещет снег! ан это же стекло
мою мне кажет проседь...
Такое свойство есть у жизни: тяжело
нести - да жалко бросить.

Мне ноша тяжкая не то чтоб тяжелей, -
прелестная вещица! -
с ней жалко было бы, но - сколько ни жалей -
придется - разобщиться
однажды навсегда, - досплю, доем, допью
и докурю - да брошу
поднадоевшую порядком, но свою -
не тянущую - ношу.