# # #

Собиралось безрыбье построить безлюдье
на одном из родных пустырей,
и подсолнечный жир проступал сквозь фофудьи,
перепонки и жабры зверей.

Пахло: кухней, открытием, редкоземельем,
подгоревшей москвою в бегах,
человек навсегда остаётся с похмельем,
словно принц на бобах и богах.

Человек навсегда остаётся людвою,
и блюненависть в нём говорит:
то озёрным лещом, то речною плотвою,
осьминогом на острове Крит.

Вот он входит в пустырь, вот он выключил плеер,
где поёт Корнелюк о дождях,
он впервые увидел, как падок на клевер –
пергидрольный туман в бигудях.

Как призывно мерцает над явью и зыбью –
этот пастырский свет алтаря,
и тогда человек обратился к безрыбью:
«Больше нет у тебя пустыря…»

2014
# # #
Это – пост в фейсбуке, а это блокпост – на востоке,
наши потери: пять забаненных, шесть «двухсотых»,
ранены все: укропы, ватники, меркель, строки,
бог заминирован где-то на дальних высотах.

Это лето – без бронежилета, сентябрь – без каски,
сетевой батальон «Кубань» против нашей диванной сотни,
я тебе подарю для планшета чехол боевой окраски,
время, словно ушная сера – из подворотни.

Что, в конце концов, я сделал для этой малышки:
теребил курсором её соски, щекотал подмышки?
Ведь она – так хотела замуж, теперь – в отместку:
отсосёт военкому и мне принесёт повестку.

Да пребудут благословенны: её маечка от лакосты,
скоростной вай-фай, ваши лайки и перепосты,
ведь герои не умирают, не умирают герои,
это – первый блокпост у стен осажденной Трои.
# # #
Страх – это форма добра,
ангельский окорок,
ватная тень от Петра
падает в обморок.

Лысый, усатый, рябой
выпил сливовицы,
и, наконец-то, собой -
мертвым становится

Тень отпоют воробьи,
вместе с медведками:
ужас, как символ любви,
пахнет объедками

Близким разрывом ложись
к детям, на полочку:
распределяется жизнь –
всем, по осколочку.

Аэро-клей «ПВО»,
Олю слукоило:
стоило это того
или не стоило?

10.01. 2015
# # #
Вдоль насыпи - тепло и сухо,
вдыхая воздух, как пластид -
ползет отрезанное ухо,
дырявой мочкою свистит.

Ползет сквозь шишел через мышел,
видать – на исповедь, к врачу:
нет, это – нас Луганск услышал,
нет, это - нас Донецк почув.

10.01.2015
# # #
Война предпочитает гречку,
набор изделий макаронных:
как сытые собаки в течку -
слипаются глаза влюбленных.

Предпочитает хруст печенья
и порошковый вкус омлета,
и веерные отключенья
от милосердия и света.

И будет ночь в саперной роте,
когда, свободные до завтра,
как в фильме или в анекдоте -
вернутся взрослые внезапно.

Они не потревожат спящих,
хозяин дома - бывший плотник,
Господь похож на черный ящик,
а мир – подбитый беспилотник.

Нас кто-то отловил и запер,
прошла мечта, осталась мрія,
и этот плотник нынче – снайпер,
и с ним жена его – Мария.

10.01.2015
# # #
Тишина выкипает, как чайник с большим свистком,
Тишинидзе не знал, что сахар – зовут песком,
Тишинюк позабыл заварку в мотне кальсон,
но, за всех ответят – коварный Пушкин и Тишинсон.

Тишинявичус сеет шпроты на черный хлеб,
как любить варенье, которое раньше еб?
Вот проснулся ветер и клонит деревья в сон:
но, за всех ответят кровавый Путин и Тишинсон.

Не война – войня, отцветает в полях бурьян,
помянем друг друга под твой коньяк, Тишинян,
сохнут радиоволны от суффиксов до морфем,
но, за всех ответит двуликий Сайленс FM-FM.

Покосились окна – и без окладов, и без оправ,
оказалось: Дзержинский – прав и Бжезинский – прав,
мы учились, авве, рассчитывать на авось:
чтобы это - быстрее кончилось, началось.

18.01.2015
# # #
О, женщины моих печальных глаз:
вам молодость дана, как наказанье,
но, что-то в них татарское, казанье -
одной слезою смазаны в намаз.

Вот айловьюга заметает стих,
и донкихочется перед дорогой дальней,
люблю тебя, но - нет очей печальней:
я видел переводчиков моих.

20.01.2015
# # #
Это что-то между везением и судьбой:
мои стихи напечатали в самом крутом журнале,
вручили самую крутую премию,
а затем - отвели в самый грязный подвал
и расстреляли.
# # #
Ко мне приезжали друзья из Москвы,
пили пиво, курили и говорили с недоумением:
"Боже, как тебя ненавидят в столице,
как это всё - странно и абсурдно..."

Наверное, из-за того, что я
не приглашаю их на фестиваль "Киевские Лавры"? -
спрашиваю у своих друзей.
"Быть может...", - отвечали они.

Наверное, из-за того, что я
не публикую их в журнале "ШО"? -
спрашиваю у своих друзей.
"Быть может...", - отвечали они

Наверное, из-за того, что я
пишу стихи гораздо лучше, чем те,
кто меня ненавидит?
"Быть может...", - отвечали они.

И тут мне вспомнился вечер,
покоцанный ветром, морем и джазом,
вечер в Коктебеле, который еще
не принадлежал никому.

В местном кафе, возлежа на дастархане,
мы беседовали с миловидной девушкой,
которая приехала на Волошинский фестиваль
из Верхних Сволочей Улюкаевской области.

Мы пили пиво, курили и говорили с недоумением.
Она мне рассказывала о поэте Кабанове,
о том, как с ним спала, о том, как он спьяну
читал ей ужасно пошлые стихи:

даже уходя, Кабанов забыл застегнуть ширинку!
"Боже, как я его ненавижу. И всё это -
странно и абсурдно, странно и абсурдно..."
Я, с сочувствием, ей поддакивал,
а, выпив еще пива, даже кричал на всё кафе:
"Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!".

Это продолжалось до тех пор,
пока на горизонте не появился Андрей Коровин,
организатор Волошинского фестиваля,
и не позвал меня: "Кабанов! Саня,
пора выдвигаться на открытие!"

К чему я пишу всё это? А к тому,
что когда вы беретесь сочинять свободные стихи
или верлибр - знайте, что у вас это получится -
длинно, заунывно и бездарно.
Примерно, вот так. Вот так!

26.01.2015
# # #
 О том, что мыло Иуды Искариота –
любило веревку Иуды Искариота:
а кто-нибудь спрашивал хрупкую шею
предателя и патриота?

О том, что ваши бомжи –
смердят сильнее наших бомжей,
о том, что ваши ножи –
острее бивней наших моржей:
а кто-нибудь спрашивал вшей?

И эта страсть – иголка на сеновале:
ее лобок обрастает верблюжьей хной,
а то, что мы – людей, людей убивали,
никто и не спрашивал: что со мной?

Вдали отгорают хилтоны-мариотты,
восходит месяц с хунтой ниже колен:
сегодня мы – террористы,
а завтра мы – патриоты,
сегодня вы – патриоты,
а завтра – пепел и тлен.

Остановись, почтенный работник тыла,
там, где каштаны цветут в глубине Креста:
во времена Иуды – не было мыла,
да и веревка была бесплодной, петля – пуста.
 
 ПОМИНАЛЬНАЯ

Многолетний полдень, тучные берега -
не поймешь: где пляжники, где подпаски,
по Днепру сплавляют труп моего врага -
молодого гнома в шахтерской каске.

Пешеходный мост опять нагулял артрит,
тянет угольной пылью и вонью схрона,
и на черной каске врага моего горит -
злой фонарь, багровый глаз Саурона.

Середина киевского Днепра,
поминальная – ох, тяжела водица,
и на тело гнома садится его сестра -
очень редкая в нашем районе птица.

Донна Луга - так зовут ее в тех краях,
где и смерть похожа на детский лепет,
вся она, как будто общество на паях:
красота и опухоль, рак и лебедь.

Вот и мы, когда-нибудь, по маршруту Нах,
вслед за ними уйдем на моторных лодках,
кто нас встретит там, путаясь в именах:
жидо-эльфы в рясах, гоблины в шушунах,
орки в ватниках, тролли в косоворотках?
# # #
снегирь похож на гирьку из красного свинца
такою на хитровке сносили пол лица
лопатник изымали ужель не видит кто
и гирьку вытирали об драпово пальто

на каждого в столице в лесу или в степи
положена по смете снегирька на цепи
и ей совсем не важен затылок или лоб
а чтоб не раслаблялся не возгордился чтоб

15.02.2015
# # #
Наш президент распят на шоколадном кресте:
82% какао, спирт, ванилин, орехи,
вечность – в дорожной карте, смерть – в путевом листе,
только радиоволны любят свои помехи.

Будто бы все вокруг – сон, преходящий в спам:
ржут карусельные лошади без педалей,
вежливые гармошки прячутся по кустам,
топчутся по костям - клавишам от роялей.

Здесь, на ветру трещат в круглом костре углы,
здесь, у квадратной воблы - вся чешуя истерта,
и, несмотря на ад, снятся ему котлы,
плач и зубовный скрежет аэропорта,

голос, рингтон, подобный иерихонской трубе,
только один вопрос, снимающий все вопросы:
«Петя, сынку, ну что - помогли тебе
ляхи твои, твоя немчура и твои пиндосы?»

Наша война еще нагуливает аппетит,
мимо креста маршируют преданые комбаты,
но Петр поднимает голову и победно хрипит:
«82% какао, спирт, ванилин, цукаты…»

15.02.2015
# # #
Как темнота от фонаря -
живет одна в сухом остатке,
и солнцу, в августе, не зря
приходят мысли о закатке.

Не зря любил тебя, не зря
слепец, почуявший измену,
я уходил в ночную смену,
подняв рогами якоря.

О, как жестоко и по-детски
мы сглазили поводыря,
и скольких мы, не зря, в Донецке
убьем, и нас убьют - не зря.

Схоронят звезды и медали
под деревянное пальто,
а ведь - не зря Христа распяли,
ведь, если б не распяли, что:

лежал бы на плацкартной полке,
хрустя отравленной мацой,
писал стихи, и в черной «волге»
разбился бы, как Виктор Цой.

26.02.2015
# # #
Прости меня: я - однолюб, как мексиканский ледоруб,
которым Троцкого убили, ведь Троцкий был еврей-суккуб,
прости за твой коктейльный лед, когда надменные тевтоны,
от страха сжав свои батоны, под Чудским озером легли,
ох, если б мы понять могли, накрытые одной жаровней:
на свете нет меня виновней, на свете нет меня виновней,
меня расплавили, сожгли, исчислили на киллотонны.
За то, что этот день не прожит, как левантийское кино,
мою любовь прочтут, размножат, свезут на рынок в Люблино
китайцы – дети Поднебесной, крышующие мелкий сбыт,
о чем молчит сверчок над бездной, когда его шесток – забыт?

5.03.2015
# # #
Каждую ночь бабушка Мясорубка
берет с собой на прогулку
кота и собаку,
а попугай – вегетарианец
остается дома.
Забавно, что кот – из моего фарша,
а собака – из твоего.

5.03.2015
# # #
Дедушка Пылесос работает в крематории,
а раньше работал в консерватории:
этот реквием, эти красные вазы
из обожженной глины, эта пыль,
звучащая на весеннем солнце.
# # #
Мой дядюшка Дельтаплан
он курит херсонский "план",
крылья его из черной ткани
в мелкий и белый горошек -
сатин, из которого можно сшить
1112 семейных трусов,
дядюшка мой - хороший.
# # #
Всех суффиксов лишена, цветет на костях природа,
и только лишь тишина не требует перевода:
добро получить свое, трофейное зло – не надо,
проглатываешь ее, как будто смолу из яда.

Восходит уроборос, чумная звезда-обида,
проснется строитель грез, читающий Майна Рида,
и сразу поймете вы, тоскуя в краю скалистом,
что всадник без головы – был геем и пацифистом.

Шериф его называл безбашенным сердцеедом,
восходит другой овал и третий восходит следом,
он бил себя по щекам перчаткою, для примера,
втолковывал мужикам о позе «миссионера».

14.03.2015
# # #
Шлиман, читая Гомера -
нашел и раскопал Трою,
я, читая сказки
про Котигорошка -
отыскал в житомирских лесах
избушку на курьих ножках,
Бабу Ягу - живую,
которая лично знала Гомера:
оказывается, что
его фамилия, по матери -
Котигорошко.
# # #
Он пришел в футболке с надписью: «Je suis Христос»,
длинноволосый, но в этот раз - безбородый,
у него на шее - случайной розой расцвел засос,
у него возникли проблемы с людьми, с природой.

Золотую рыбку и черный хлеб превращал в вино,
а затем, молодое вино превращал в горилку:
так ребенок, которому выжить не суждено -
на глазах у всех разбивает кота-копилку.

Как пустой разговор, отправляется в парк трамвай,
светотени от звуков – длинней, холодней, аморфней,
но воскрес Пастернак, несмотря на скупой вай-фай,
и принес нам дверной косяк, героин и морфий.

23.03.2015
# # #
Хотел бы я чувствовать, не понимая:
как чувствует кошка моя,
как чувствует мальчик из племени майя
зазубренный край бытия.

Озябший кузнечик прижмется к трамваю,
и уксус полюбит вино,
как жаль, что - я чувствую и понимаю:
что - этого мне не дано.

25.03.2015

Отрывок из

Золотой лимузин подъезжает к Дворцу Поэтов,
критик, из тех, кто еще подает надежды,
открывает дверцу бронированного авто, кланяется:
сам Бахыт Кенжеев, укутанный в шубу соболью,
изъявляет желание выйти на свет и побыть
хоть немного с народом своим православным,
осенить троеперстием сирые лбы, подзатыльник
отеческий выписать самым настырным,
а самым убогим – выдать денег немного:
кому – десять евро в похмельные руки, не больше,
кому и двадцаточку, чтобы не думал заблудший
о Пушкине плохо: поэзия – это удел бизнесменов,
а все остальное – читательский сброд глуповатый.

Поэзия – это не только духовные скрепы народа
и внутренний мир стихотворца, который сияет,
подобно урану, единожды обогащенный,
поэзия – это презренный металл, бытовые расходы
постылого общества, чтобы не сгинуть во тьме безъязыкой,
поэзия – нефть кровеносная, газ веселящий,
как может быть бедным поэт при любом государстве?
Лорд Байрон, к примеру, о статском советнике Гёте
и страшно подумать, богатая классика жизни.
Кенжеев глядит, как на крышу Дворца (всем известно) Поэтов
садится в своей винтокрылой златой колеснице
Цветков Алексей, и похоже, Петрович не в духе:
видать позабыл украинскую трость из корней эбонита,
которой охаживать любит филологов всяких,
швейцаров из Литинститута, халдеев из толстых журналов,
чтоб место свое не забыли и страх не теряли утробный...

*Bakhyt Kenjeev и Алексей Цветков
# # #
Кефаль автокефальная,
федеративная -
от моря отлученная:
куда ты скачешь, дивная,
горячая, копченая?

Тебя ловили в заводях,
где лилии под струями,
и увозили в аудях,
избитой поцелуями.

Любовница для мытаря,
живая бутафория:
как бабочка, накрытая -
сковородой Григория.

7.04.2015
# # #
Как темнота от фонаря -
живет одна в сухом остатке,
и солнцу, в августе, не зря
приходят мысли о закатке.

Не зря любил тебя, не зря
слепец, почуявший измену,
я уходил в ночную смену,
подняв рогами якоря.

О, как жестоко и по-детски
мы сглазили поводыря,
и скольких мы, не зря, в Донецке
убьем, и нас убьют - не зря.

Схоронят звезды и медали
под деревянное пальто,
а ведь - не зря Христа распяли,
ведь, если б не распяли, что:

лежал бы на плацкартной полке,
хрустя отравленной мацой,
писал стихи, и в черной «волге»
разбился бы, как Виктор Цой.

2015

МЕРА

Для шахтеров и водолазов
песня одна - там глубина,
а для летчиков и альпинистов
песня другая – там высота.

И пошли альпинисты на водолазов
страшной войной, стеной водяной,
не осталось у летчиков и шахтеров
ни высоты, ни глубины.

На каком языке теперь спрашивать:
кто виноват в этой беде?
Чем накормить убитых:
рыбой, птицей, льдом или углем?

15.04.2015
# # #
О том, что мыло Иуды Искариота –
любило веревку Иуды Искариота:
а кто-нибудь спрашивал хрупкую шею
предателя и патриота?

О том, что ваши бомжи –
смердят сильнее наших бомжей,
о том, что ваши ножи –
острее бивней наших моржей:
а кто-нибудь спрашивал вшей?

И эта страсть – иголка на сеновале:
ее лобок обрастает верблюжьей хной,
а то, что мы – людей, людей убивали,
никто и не спрашивал: что со мной?

Вдали отгорают хилтоны-мариотты,
восходит месяц с хунтой ниже колен:
сегодня мы – террористы,
а завтра мы – патриоты,
сегодня вы – патриоты,
а завтра – пепел и тлен.

Остановись, почтенный работник тыла,
там, где каштаны цветут в глубине Креста:
во времена Иуды – не было мыла,
да и веревка была бесплодной, петля – пуста.

2015
# # #
Мне бы не солгать, подводя итог -
я - живец, заброшенный на порог
Днепрогэса, плача и хохоча:
изо рта летит моя саранча -
маслянистой, черной, тугой струей -
по над тем, что было моей страной.

Мне бы не солгать, не солгать, печаль
в том, что надломили седьму печать,
и теперь из задницы у меня -
люди снисхождения ждут огня,
а кому - за всё это – отвечать?

Мне бы не солгать, не солгать, а кто:
лошадиный бродит коньяк в пальто,
говорил бы правду, молчал бы вду,
рифмовал бы, знаете с чем, звезду.

23.04.2015
# # #
Янтарь гудел, гудел и смолк:
смола устала от беседы,
и сердце, как засадный полк -
замрет в предчувствии победы.

И отслоится береста -
сползая со стволов обойно,
моя коробушка пуста,
полным-полна моя обойма.

Янтарь истории гудел,
тряслись над кассою кассандры,
а у меня так много тел:
браток, пора менять скафандры.

И к бластеру, и к топору
опять зовет комбат Исайя,
да, я - предам тебя – умру,
своим предательством – спасая.

01.05.2015
# # #
И однажды, плененному эллину говорит колорад-иудей:
«Я тебя не прощаю, но все же – беги до хаты,
расскажи матерям ахейским, как крошили мы их детей,
как мы любим такие греческие салаты.

Расскажи отцам, что война миров, языков, идей -
превратилась в фарс и в аннексию территорий,
вот тебе на дорожку – шашлык и водка из снегирей,
вот тебе поджопник, Геракл, или как там тебя, Григорий…»

…За оливковой рощей - шахтерский аид в огне,
и восходит двойное солнце без балаклавы,
перемирию – десять лет; это кто там зигует мне,
это кто там вдали картавит: «Спартанцам слава!»?

«Гиркинсону, шолом!», - я зигую ему в ответ,
возврашаюсь в походный лагерь, на перекличку,
перед сном, достаю из широких штанин - планшет,
загружаю канал новостей, проверяю личку.

Там опять говорит и показывает Христос:
о любви и мире, всеобщей любви и мире,
как привел к терриконам заблудших овец и коз,
как, вначале, враги - мочили его в сортире,
а затем, глупцы - распяли в прямом эфире,
и теперь, по скайпу, ты можешь задать вопрос.

02.05.2015
# # #
Но, как перевести, как выбить из трухи -
и флейты цвет, и вязкий звук ткемали,
а я читал друзьям своих врагов стихи -
они - боялись и не понимали.

Вдруг мотылек, оконный старожил,
мне оказал беспочвенную милость:
взлетел, подлец, и крылышки сложил,
и жизнь моя – сложилась.

22.05.2015
# # #
Жареная селедка чертит огненный круг,
приоткрывает глаза и прозносит: «Амен…»,
что же ты пригорюнился, мой косоглазый друг,
да, эта жизнь – общага, снег завалил экзамен.

Кроличья шапка-ушанка, ради нее одной -
можно учиться в киевском универе,
жареная селедка – это Ханой-Ханой,
нас окружают мертвые рыбы и звери -

сбрызнут лимонным соком и завернут в фольгу,
вновь отшумел Меконг в туалете дамском,
труп твоего врага сидит и курит на берегу,
жареная селедка молится на вьетнамском.

05.02.2015
# # #
Вы господин Лимонов?
спросил меня
пожилой негр
у входа
в "Билингву"
опрятно одетый
ровное дыхание
беглеца
вдоль набережной
жизни
макияж.

Нет я не Лимонов
ответил ему
и закурил
электронную
сигарету
Нет я не Лимонов
он вождь
а я консерватор
он дышит
воздухом свободы
а я никотином
он пьет бордо
а я просто
алкоголик
у меня нет
ничего
а у Лимонова
борода и очки.

Вижу
согласился
пожилой негр
тогда передайте
Лимонову
что он был
нежным
и чувственным
мальчиком
тогда
в 1976-м году
на чердаке
в Нью-Йорке
передайте
и протянул мне
ладонь
изнутри
желтоватую
как сперма
больного
белого
человека.
# # #
Золотая рыбка в чине полковника АНБ
посылала меня в прошлое:
спасти Христа, убить Гитлера,
закрыть телом Джона Леннона.
А когда я вернулся:
платиновая акула
Корейской народной республики
откусила мне голову.

ЧИСТИЛИЩЕ

Этот девственный лес населяют инкубы,
а над ним – кучевые венки,
и у звезд выпадают молочные зубы:
вот такие дела, старики.

Дикий воздух гудел, как пчелиные соты,
где природа – сплошной новодел,
я настроил прицел и, сквозь эти красоты -
на тебя, моя радость, глядел.

Вот инкуб на суку пустельгу обрюхатил,
опускается ночь со стропил:
жил на свете поэт, украинский каратель -
потому, что Россию любил.

31.07.2015

ИНСТРУКЦИЯ

Фотографируй еду
перед тем как с нею
фотографируй еду
станет она вкуснее

Фотографируй ну
жник в котором люди
нам подают войну
будто пейзаж на блюде

эти бинты и йод
не просыхают с мая
может и смерть пройдет
кадры свои спасая

Фотографируй срез
времени в черно-белом
чей там зубной протез
щерится под обстрелом

Сквозь гробовую щель
фотографируй лица
о жена моя вермишель
гречка моя сестрица.

31.07.2015
# # #
                       К.А.
Снилось мне, что я умру,
умер я и мне приснилось:
кто-то плачет на ветру,
чье-то сердце притомилось.

Кто-то спутал берега,
как прогнившие мотузки:
изучай язык врага -
научись молчать по-русски.

Взрывов пыльные стога,
всходит солнце через силу:
изучай язык врага,
изучил - копай могилу.

Я учил, не возражал,
ибо сам из этой хунты,
вот чечен – вострит кинжал,
вот бурят – сымает унты.

Иловайская дуга,
память с видом на руину:
жил - на языке врага,
умирал - за Украину.

07.08.2015
# # #
Мне такая сила была дана,
мне была дана вот такая сила:
окосели черти от ладана,
от призыва смерть закосила.

Я смотрел на звезды через токай:
полночь, время тяни-толкая,
расползаясь по швам, затрещал трамвай,
потому что - сила во мне - такая.

Это сила такая - молчать и плыть,
соразмерный, как моби дик в мобиле,
ритм ломая, под старость - умерив прыть,
запрещая всем - чтоб меня любили.

Средь косынок белых - один косын,
почерневший от слез, будто пушкин-сын,
я своей мочой смываю чужое дерьмо,
я теперь - у циклопа в глазу - бельмо.

Мать и мачеха, муженко и гелетей:
революция пожирает своих детей,
революция оправдывает режим
и присматривается к чужим.

30.08.2015

СЕРАЯ ЗОНА

Гражданин соколиный глаз,
я так долго у вас, что ячменным зерном пророс,
и теперь, эти корни – мои оковы,
пригласите, пожалуйста, на допрос
свидетелей Иеговы.

В темной башне, как Стивен Кинг:
тишина – сплошной музыкальный ринг,
роковая черточка на мобильном,
я так долго у вас, что опять превратился в свет,
в молодое вино, в покаяние и минет,
в приложение к порнофильмам.

Гражданин соколиный глаз,
я ушел в запас, если вечность была вчера,
то теперь у нее конечности из резины,
для меня любовь – это кроличая нора,
все мы – файлы одной корзины.

В темной башне – дождь, разошлась вода -
жизнь обобранная до нитки,
и, замыслив побег, я тебе подарил тогда
пояс девственности шахидки.

29.10.2015
# # #
Степь горит, ночной огонь кудрявится,
дождь, вслепую, зашивает рот,
кто-то обязательно появится:
Нобеля получит и умрет.

Вспыхнет над славянами и готами
древняя сверхновая звезда,
жизнь полна любовью и пустотами,
и бесплатной смертью навсегда.

Достаешь консервы и соления,
бутылек с наклейкою «Престиж»,
дернешь рюмку, и на все явления
в стеклышко обугленное зришь.

Холодок мерцающего лезвия,
степь горит, незнамо отчего,
русский бог, как русская поэзия:
вот он – есть, а вот и нет – его.

11.11.2015
# # #
Вот котенок, который умрет
через восемь и с хвостиком лет,
вот ребенок, который умрет
в непонятные семьдесят пять,
только ты, мой божок-пирожок:
то умрешь, то воскреснешь,
а когда умираешь -
вся жизнь замирает вокруг,
начинается счастье,
цветет золотая омела,
поднимается хлеб,
заливается велосипед,
если б сердце мое,
если б сердце твое и мое
зачерствело.

25.11.2015
# # #
Был мне голос во сне –
пармезановой флейте подобный:
звук, имеющий запах носков
Одиссея и шкуры овечьей,
этот голос о том, что в раю
заниматься любовью -
без последствий возможно.

Возникает вопрос: а зачем,
и в каком, извините, раю?
Мой рассудок – циклоп,
укрепляющий зренье морковью,
впереди – византийская Русь,
я хотел бы любить,
прежде, чем заниматься любовью,
но, теперь, без последствий,
займусь.

25.11.2015
# # #
Помню, как я летел в одном лоукосте:
стюардессы разносили сонное зелье,
за бортом - облака из слоновой кости,
а пассажиры - сплошь террористы.

Снился мне секс в амстердамской любильне,
Шарль де Голь, золото Франции, башни и облака,
вдруг слоны попросили вернуть свои бивни -
вот ваши бивни, дорогие мои слоны.

Нас поимели шоколадным членом,
и мы катимся вниз по кроличьей норе,
если я совру тебе правду,
если я сорву для тебя стоп-кран?

Звук приземления цвета, небесного цвета,
кто-то меня аккуратно толкает в плечо,
это Ахмет, доброволец, поэт из игила,
истина рядом, а память – твоя могила -
чувствуешь: холодно-холодно -горячо.

30.12.2015