Михаил Эпштейн. Каталог новых поэзий.
Михаил Эпштейн Посетите HomePage!
Каталог новых поэзий.
Тезисы о метареализме.
Что такое метабола?
Что такое метареализм?
КАТАЛОГ НОВЫХ ПОЭЗИЙ
Опубликовано по-русски и по-немецки в сборнике Современная русская поэзия после 1966. Двуязычная Антология.
Берлин.
Обербаум верлаг. 1990, сс. 359-367.
Если современная русская проза (Солженицын, Рыбаков, Дудинцев, Приставкин) в основном сводит счеты с историческим прошлым, то поэзия прокладывает пути новому художественному мышлению. Поэзия - экспериментальная площадка будущей демократии, если таковая у нас возникнет, - возможность переходить с языка на язык, пусть не понимая, но и не перебивая друг друга. На развалинах социальной утопии теперь строится утопия языка - вавилонская башня слова, где перемешиваются множество культурных кодов и профессиональных жаргонов, включая язык советской идеологии. Идеал мистического коммунизма осуществляется в сфере языковых практик, как экспроприация знаковых систем всех эпох и стилей, уничтожение их ценностной иерархии, приоритет надличных уровней создания, отмена лиричности как пережитка эго- и антропоцентризма.
Никогда еще в России не было такого количества похожих поэтов и разных поэзий - это понятие, некогда нормативное, как и слово "культура", теперь вполне может употребляться во множественном числе, обозначая разноукладность современного поэтического хозайства, где патриархально-народнический тип частушечного распева соседствует с деконструктивной процедурой сознательной десемантизации текста. Позволю себе составить список этих новых поэзий - тех, которые определяют ситуацию 80-х годов в ее отличии от предыдущих:
1. Концептуализм - система языковых жестов, относящихся к материалу советской идеологии, массового сознания социалистического общества. Официальные лозунги и клише доводятся до абзурда, обнажая разрыв между знаком, от которого остается голый концепт, понятийное ядро, и его бытийным наполнителем - означаемым. Поэзия опустошенных идеологем, близкая тому, что в живописи именуется "соц-артом". Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Вилен Барский.
2. Постконцептуализм, или "новая искренность" - опыт использования "падших", омертвелых языков с любовью к ним, с чистым воодушевлением, как бы преодолевающим полосу отчуждения. Если в концептуализме господствует абсурдистская, то в постконцептуализме - ностальгическая установка: лирическое задание восстанавливается на антилирическом материале - отбросах идеологической кухни, блуждающих разговорных клише, элементах иностранной лексики. Тимур Кибиров. Михаил Сухотин.
3. Нулевой стиль, или "великое поражение" - воспроизведение готовых языковых моделей, например, русской классики 19 века, в предельно опрозраченном контексте, как бы лишенном признаков авторской индивидуальности - в модусе раскавыченных текстов чужих произведений. Андрей Монастырский.Павел Пепперштейн.
4. Неопримитив, использующий детский и обывательский тип сознания для игры с самыми устойчивыми, близкими, поверхностными слоями реальности, поскольку все остальные метафизически неизвестны и поддаются идеологической подмене. "Ножик", "стол", "конфета" - самые неподменные слова, неизолгавшиеся знаки. Ирина Пивоварова. Андрей Туркин.
5. Ироническая, шаржированно-гротесковая поэзия, обыгрывающая трафареты повседневного образа жизни, абсурдизм существования "типичного" человека в "образцовом" обществе. В отличие от концептуализма, работающего с языковыми моделями, ироническая поэзия работает с самой реальностью - на уровне не грамматического описания идеоязыка, а производимых на нем конкретных сообщений. Поэтому здесь сохраняется явная авторская поэзия, отсутствующая в концептуализме: смех, ирония, сарказм, юмор. Виктор Коркия. Игорь Иртеньев. Владимир Салимон.
Таковая левая часть спектра современных поэзий, тяготеющая, условно говоря, к антиискуссву, к языковой диверсии. Перейдем к правой части, тяготеющей к сверхискусству, к языковой утопии.
6. Метареализм - поэзия высших слоев реальности, образных универсалий, пронизывающих всю европейскую классику. Система приемлющих и освящающих жестов, обращенная от современности к высокой культуре и культовой поэзии минувших эпох - от античности до барокко, от Библии до символистов. Архетипы "ветра", "воды", зеркала", "книги" - образы, тяготеющие к безусловности и сверхвременности мифологем. Обилие вариаций на вечные темы, перекличек с классиками всех эпох и народов. Ольга Седакова, Виктор Кривулин, Иван Жданов, Елена Шварц, Ольга Денисова.
7. Континуализм. Поэзия размытых семантических полей, упраздняющих значение каждого определенного слова, рассчитанная на тающее, исчезающее понимание. Техника деконструкции, десемантизации текста, используемая в современных литературоведческих исследованиях /постструктурализм/, здесь становится методом творчества. Слово ставится в такой контекст, чтобы его значение стало максимально неопределенным, "волнообразным", лишилось дискретности, вытянулось в непрерывный, континуальный ряд со значениями всех других слов. Снимается бремя значения и наступает праздник сплошной, нерасчлененной значимости. Аркадий Драгомощенко. Владимир Аристов.
8. Презентализм - соотносимая с футуризмом, но обращенная не к будущему, а к настоящему техническая эстетика вещей, магия их весомого, зримого присутствия в человеческой жизни. Феноменологический подход: мир явлений фиксируется как таковой, в его данности, вне отсылки к "иной" сущности. Подчеркнуто дегуманизированный взгляд, снятый непосредственно с сетчатки глаза, до всяких психологических преломлений. Ориентация на системы знаков, принятые в современной науке и технологических производствах, - метафорическое употребление специальных слов. Природа переосмысляется в терминах современной цивилизации. Алексей Парщиков. Илья Кутик.
9. Полистилистика. Мультикодовая поэзия, соединяющая разные языки по принципу коллажа. Обывательски-низовый и героико-официозный язык, лексика традиционного пейзажа и технической инструкции, "металлургические леса", в которых созревает настоящий "хлорофилл". В отличие от презентализма, который добивается органического сращения разных кодов в целостном, "энциклопедическом" описании вещей, коллажирующая поэзия играет на их несовместимости, катастрофическом распаде реальности. Александр Еременко. Нина Искренко.
10. Лирический архив, или поэзия исчезающего "я". Наиболее традиционная из всех новых поэзий, сохраняющая в качестве центра некое лирическое "я", но уже данное в модусе ускользающей предметности, невозможности, элегической тоски по личности в мире твердеющих и ожесточающихся структур. Реализм в описании современного быта, но не вполне живого, раскрытого как слой в зоне будущих археологических раскопок /"московская культура 80-х гг. ХХ века" /. Ностальгический /по чувству/ и археологический/ по предметности/ реализм. Сергей Гандлевский. Бахыт Кенжеев. Александр Сопровский.
Данный список можно было бы продолжить еще десятком или даже сотней поэзий. Многие из них прекрасно уживаются в творчестве одного поэта. Например, Всеволода Некрасова можно поместить в #1 и #4, а еще лучше - создать для него свой особый #. Другой пример - Вилен Барский, который наряду с # 1, куда он помещен, параллельно работает в поэзии, соотносимой с #6, а также и в визуальной поэзии на стыке семантики слова и его изображения. В конечном счете, каждый автор и даже каждое стихотворение или цикл - это еще одна поэзия. Кроме того, предложенный список можно рассматривать как образчик продуктивного ныне жанра каталога, как пример поэзии # 11, перечисляющей и систематизирующей все остальные /"парадигмальная поэзия"/.
Дело в том, что современная теория сближается с поэзией в той же мере, в какой поэзия сближается с теорией. Их общий признак - парадигматическое устройство текста, который не столько производит сообщение на некоем уже известном аудитории языке, сколько формулирует правила еще незнакомого языка, приводит таблицы склонений и спряжений новых поэтических форм. Старомодный читатель начинает скучать, потому что его засаживают за учебник иностранного языка, вместо того, чтобы делиться переживаниями на родном языке.
Итак, перефразируя нашего революционного классика Чернышевского, назвавшего литературу "учебником жизни", современную поэзию можно определить как "учебник языка", порождающую модель возможных синтаксических и семантических миров. Наша литература так долго учила читателей жить и занималась всесторонним переустройством жизни, что теперешнее ограничение ее роли областью языка позволяет не только вдохнуть новую жизнь в поэзию, но и самой жизни вздохнуть свободнее.
1987
Copyright © Mikhail Epshtein 1997
При цитировании обязательны ссылки на источник и указание электронной страницы.
ТЕЗИСЫ О МЕТАРЕАЛИЗМЕ И КОНЦЕПТУАЛИЗМЕ
Вывешены и зачитаны 8 июня 1983 г. в Центральном доме работников искусств, на поэтическом вечере "К спорам о метареализме и концептуализме".
Ведущий вечера - прозаик В.Н.Тихвинский. Среди выступавших - поэты и критики Д.А.Пригов, А.М.Парщиков, О.Свиблова, О.А.Седакова, А.Монастырский, С.Гундлах, В.И. Камянов, С.И.Великовский.
1/ Между метареалистами и концептуалистами - та полная противоположность, которая бывает только между современниками... Время распадается на крайности, чтобы дойти до края своих возможностей.
2/ В поэзии каждой эпохи борются условность и безусловность, игра и серьезность, рефлексия и цельность. В 60 - первую половину 70 гг. эта борьба разворачивалась между реализмом, воплощавшим полюс жизнеподобия, и метафоризмом, на стороне которого была условность, игра /например, Твардовский - Вознесенский/. С середины 70-х гг. это же противостояние, придающее поэзии динамику и напряженность, осуществляется в новых формах: метареализм - концептуализм. В стане борющихся произошла замена: хотя прежние сражения еще продолжаются, они исчерпали свой смысл.
3. Метареализм - это новая форма безусловности, открытая по ту сторону метафоры, не предшествующая ей, а вбирающая ее переносный смысл. "Мета" - общая часть таких слов, как "метафора", "метаморфоза", "метафизика", "метареальность" - это реальность, открываемая за метафорой, на той почве, куда метафора переносит свой смысл, а не в той эмпирической плоскости, откуда она его выносит. Метафоризм играет со здешней реальностью, метареализм пытается всерьез постигнуть иную.. Метареализм - это реализм метафоры, метаморфозы, постижение реальности во всей широте ее превращений и переносов. Метафора - осколок мифа, метареалия /метареалистический образ, единица материальной поэзии/ - попытка востановления целостности, индивидуальный образ, направленный к сближению с мифом, насколько это возможно в пределах современной поэзии.
4. Концептуализм - это новая форма условности, открытая по ту сторону мифа, разлагающая всякую целостность как ложную и неорганическую. Концепт - это идея, присоединенная к такой реальности, которой она не может соответствовать, и вызывающая этой несообразностью очуждающий, иронический или гротескный эффект.
Концептуализм играет на извращенных идеях, утративших свое реальное наполнение, или на пошлых реалиях, утративших или исказивших свою идею. Концепт - это абстрактное понятие, пришпиленного к вещи наподобие ярлыка, - не для того, чтобы соединиться с ней, а чтобы продемонстрировать распад и невозможность единства. Концептуализм - это поэтика голых понятий, самодовлеющих знаков, нарочито отвлеченных от той реальности, которую они вроде бы призваны обозначить, поэтика схем и стереотипов, показывающая отпадение форм от субстанций, смыслов от вещей. Наивное, массовое сознание служит здесь предметом рефлективного воспроизведения.
5. Внутри одной и той же культурной ситуации метареализм и концептуализм выполняют две необходимые и взаимно дополнительные задачи: отслаивают от слов привычные, ложные, устоявшиеся значения и придают словам новую многозначность и полносмысленность. Словесная ткань концептуализма неряшлива, художественно неполноценна, раздергана в клочья, поскольку задача этого направления - показать обветшалость и старческую беспомощность словаря, которым мы осмысливаем мир /у В.Некрасова остаются только междометия и служебные слова, которые еще не успели изолгаться/. Метареализм создает высокий и плотный словесный строй, ища пределов полнозначности, приобщения вещи к смыслу. Метареализм ищет подлинных ценностей, поэтому он обращен к вечным темам или вечным прообразам современных тем, насыщен архетипами: любовь, смерть, слово, свет, земля, ветер, ночь. Материалом служит история, природа, высокая культура. Концептуализм, напротив, показывает мнимость всяких ценностных обозначений, поэтому своими темами он демонстративно приобщен к сегодняшнему, преходящему, к быту и низшим формам культуры, к массовому сознанию. Промежуточное положение между высоким и низким занимает мир техники и науки, к терминологии которых прибегает А.Еременко, стоящий посредине между метареалистами и концептуалистами.
6. Спор между метареализмом и концептуализмом по своей чисто логической сути воспроизводит полемику между реализмом и номинализмом /другое название - "концептуализм", откуда современные концептуалисты и взяли свое наименование/ в средневековой философии: обладают ли общие идеи /например, "Бог", любовь", "красота"/ полнотой реальности или они ограничены лишь сферой слов /номинаций/ и понятий /концептов/? Трудно разрешимый логически, этот схоластический спор разрешается в современной поэтической практике: одной своей стороной идеи и реальность слиты, другой - разобщены. Устремление к цельности проводится до конца в метареализме, к отвлечению и дроблению - в концептуализме. В одном случае выявляются творческие потенции реальности, способной к слиянию с идеей, в другом - ущербность идей, схематизированных вплоть до отслоения от реальности. Современная культура была бы неполна, если бы из нее было вытеснено одно из начал: аналитически-рефлективное, концептуальное, и синтетически-мифологическое, метареальное.
7. Метареализм и концептуализм - не столько замкнутые группы, сколько полюса, между которыми движется современная поэзия, пределы, между которыми существует столько же переходных ступеней, сколько новых поэтических индивидуальностей /вышедших за рамки прежнего противостояния реализма и метафоризма/. Различие между новыми поэтами определяются тем, насколько слиты /серьезно, безусловно, мифически/ или противопоставлены /иронически, гротескно, рефлексивно/ идеи и реалии в их творчестве. Метареалия - предел слитности, концепт - противопоставленности.
8. Самый последовательный и крайний метареализм - поэзия О.Седаковой, сквозь которую проступает ее архетипическая основа. Смысл несколько смещен относительно вещи в поэзии И.Жданова, динамизировавшего свою образную систему обращением к современным реалиям. Далее в этом пространстве перехода от метареализма к противоположному полюсу выделяются "презентальные" системы А.Парщикова и И.Кутика /о них отдельно - тезис 9/. А.Еременко, хотя формально и примыкает к группе метареалистов, занимает промежуточное положение: словами он создает особую предметную реальность и одновременно иронически разрушает ее. Сдвиг в область концептуализма продемонстрирован у Д.Пригова, для которого реальность уже целиком становится полем концептуальной игры, хотя и проведенной по правилам традиционного стихосложения. Еще дальше в сторону концептуального предела В.Некрасов, пользующийся в основном материалом служебных и вводных слов, междометий и прочих абстрактнейших элементов языка,- и наконец, Л.Рубинштейн, представляющий самый крайний и последовательный концептуализм: он пользуется уже не словами, а готовыми словесными блоками, схемами, типа карточек в каталоге, пунктов в служебной инструкции или команд в системе АСУ. Так от архетипа к стереотипу через тончайшие сдвиги в отношениях идеи и вещи, покрывается все поле образных возможностей современной поэзии.
9. Применительно к стилям А.Парщикова и И.Кутика, находящимся в середине современной поэтической шкалы, вдали от обих полуполюсов, уместно выдвинуть специальное обозначение: презентализм - "поэзия присутствия", "поэзия настоящего". Восходя к традициям футуризма с его вкусом к современности , к технической пластике вещей, презентализм лишен его социально-эстетической воинственности и утопизма, обращен не к будущему, а к вечному настоящему, к данности как таковой. Между крайностями поэтического монизма /слияние вещи и смысла/ и дуализма /их разобщенность/ здесь вырисовывается особый, феноменологический подход к реальности. Презентализм утверждает само присутствие вещи, ее видимость, осязаемость и т.п. - как необходимое и достаточное условие ее осмысленности. Поэтическое произведение строится как последовательность разных взглядов на вещь, способов ее восприятия и описания, которые в совокупности суть проявление ее собственной сущности.
Вещь есть явленность вещи, как и постулируется в феноменологии. Вещь не соединена с идеей и не противопоставлена ей, а сама по себе есть "идея", т.е., в исконном значении слова, "видимость" - то, что представляет "презентует" самое себя.
10. Проблема жизнеподобия, т.е. соответствия образа внешней реальности, в решении которой расходились реализм и метафоризм 60-70 гг., снимается в современной поэзии, для которой конструктивным и дифференцирующим является способ соотнесения реалии с идеей внутри образа. Такая поэзия идейна в самом прямом и высоком смысле этого слова - берется ли идея как концепт, внешний реальности, или как метареалия, ей соприсущая, или как презенталия, ее описывающая. При этом поэтический стиль актуализируется в современной культуре не принадлежностью к той или иной группе или направлению, а включенностью в поле их противостояния, через которое развертывается диалектика самораздвоения, самосовпадения, самособирания художественного образа - концептуализма, презентализма, материализма. Этими тремя наименованиями очерчиваются основные сгущения, констелляции в современной поэтической культуре, между которыми остается достаточно свободного пространства, чтобы в нем мог возникнуть новый, сколь угодно крупный по дарованию поэт.
8 июня 1983 г.
Copyright © Mikhail Epshtein 1997
При цитировании обязательны ссылки на источник и указание электронной страницы.
О "третьем" тропе 1
Метабола - термин сравнительно новый в теории словесности. В крайне расширительном значении - как риторическую фигуру вообще, как " всевозможные изменения, касающиеся любого аспекта языка" - употребляют этот термин авторы "Общей риторики"2.
Мы предлагаем придать "метаболе" более узкий и конкретный смысл, введя ее в систему тропов наряду с уже существующими, и главным образом, для восполнения очевидно пустующей, теоретически необозначенной области, лежащей между метафорой и метонимией. "Метабола" в переводе с древнегреческого буквально означает "пере-брос"; обычные значения того слова - "поворот", "переход", "перемещение", "изменение". В химии и биологии метаболизмом называют обмен веществ, в архитектуре - использование динамических градостроительных моделей с заменяемыми элементами ("плавающий город" и.т.п. ).
С точки зрения поэтико-стилистической, метаболой целесообразно назвать такой тип тропа, который раскрывал бы сам процесс переноса значений, его промежуточные звенья, то скрытое основание, на котором происходит сближение и уподобление предметов. В чем здесь отличие от метафоры - показывает определение, сформулирование в "Общей риторике":
" Мы можем описать метафорический процесс следующим образом:
И > (П) > Р ,
где И - исходное слово, Р - результирующее слово, а переход от первого ко второму осуществляется через промежуточное понятие П, которое н и к о г д а в д и с к у р с е н е п р и с у т с т в у е т. . . (выделено мною - М.Э.)" 3.
Метабола - это именно выведение в дискурс промежуточного понятия Д, которое становится центральным, объединяет удаленные предметные области и создает непрерывный переход между ними. "Небо, помещенное в звезду, - ночь" (Иван Жданов): здесь небо и ночь вводятся между собой не в метафорическое, а в метаболическое отношение - через явленное в дискурсе П, "звезду", которая равно принадлежит обеим сближаемым областям: неба и ночи. Через это П совершается "обмен веществ", или, точнее, обмен значений в образе-метаболе. Небо и ночь, не связанные ни метафорическим "сходством", ни метонимической "смежностью", узнают друг друга в "звезде", как соединительном звене двух реальностей, через которое они могут превращаться и даже отождествляться. Отсюда эти поэтические "уравнения", которые придают четкую синтаксическую форму и даже формулировочность образам-метаболам:
Море, что зажато в клювах птиц, - дождь.
Небо, помещенное в звезду, - ночь.
Дерева невыполнимый жест - вихрь.
(Иван Жданов)
"Клювы птиц" - это промежуточное понятие между морем и дождем, как бы алгоритм превращения одного в другое (дождь - это море, пропущенное через П, через "клювы птиц").
В одной из этих прежних своих статей4 я обозначил данный тип образа как "метаморфозу" - учитывая, что к этому термину уже прибегали ученные, пытавшиеся расширить традиционную классификацию тропов (в частности, академик В. Виноградов). Но термин "метаморфоза", в принципе верно характеризуя указанное "превращение" составляющих образа, не вполне точен по той причине, что предполагает развертывание этого процесса во времени, слишком прямо отсылает к превращениям того типа, которые описаны в "Метаморфозах" Овидия и связаны с наивно-мифологической верой в универсальное "оборотничество" всех предметов. Для современной поэзии существен не процесс взаимопревращения вещей, а момент их взаимопричастности, лишенный временной протяженности и сохраняющий их предметную и смысловую раздельность.
Метабола - это и есть такой мгновенный "переброс" значений, благодаря которому предметы связуются вневременно, как бы в пространстве многих измерений, где оно может совпасть с другим и одновременно сохранять отдельность. Эти крайние члены метаболы - таковы в приведенном примере "дождь" и "море", "небо" и "ночь", "дерево" и "вихрь" - можно назвать метаболитами. Между ними не перенесение смысла по сходству или смежности, не процесс превращения во времени, а вневременная причастность через посредствующие звенья, которые можно назвать медиаторами: клювы птиц, разбрызгивающие море по каплям и делающие его дождем; звезда, которая сгущает тьму вокруг света и сквозь небо являет ночь; жест, каким дерево рвется за собственный предел и становится вихрем. Метабола - это новая стадия объединения разнородных явлений, своеобразный троп-синтез, воспроизводящий некоторые особенности тропа-синкрезы, т.е. метаморфозы, но возникающий уже на основе ее расчленения в классических художественных формах переноса: метафоры и метонимии.
Если на синкретической стадии явления превращаются друг в друга (полностью отождествляются), а на стадии дифференциации уподобляются друг другу чисто условно, "как бы", то на стадии синтетической они обнаруживают безусловную причастность друг другу, т.е. превратимость при сохранении раздельности, интеграцию на основе дифференциации. Явления разделяются медиатором - и одновременно соединяются им. Метаболиты не превращаются друг в друга (как в метаморфозе - юноша и цветок, "Нарцисс"), не уподобляются друг другу (как в метафоре, например, "березовый ситец", где между березой и ситцем нет никакой реальной связи, никакого посредника, только зрительное сходство черно-белых узоров). Метаболиты ("небо" и "ночь") частью совпадают (в медиаторе - "звезде"), частью остаются раздельными, т.е. приобщаются друг к другу при сохранении самостоятельной сущности.
Введение третьего, промежуточного члена в структуру образа придает ему новое качество достоверности сравнительно с метафорой: между предметами обнаруживается не просто сходство, но схождение в некоей третьей точке, откуда вырастает сам объем включенной и освоенной реальности. Дело не только в том, что к И и Р добавляется еще П, - благодаря этому опосредованию само И теряет свое однозначное качество "исходности", а Р - "результатности". В двучленной метафоре эти два члена, как правило, четко разделяются по своим функциям: исходной и результативной, или прямой и переносной, реальной и иллюстративной.
Например, метафора "сердце горит" заключает в себе И ("сердце"), употребленное в прямом значении, и Р ("горит"), употребленное в переносном значении. Прямое значение слова "горит" и переносное значение слова "сердце" здесь исключаются из контекстуального поля. Если же вводится третий, промежуточный член, то крайние два оказываются взаимообратимыми в своей "исходности - результатности", образ балансирует между ними, как, например, в стихотворении И. Жданова "Тихо сердце, как осень, горит..." Здесь горение - это промежуточный член между сердцем и осенью, которые обнаруживают некую общую, скрытую в них реальность. И в дальнейшем развитии образа уже невозможно закрепить за одним статус И, а за другим статус Р, поскольку "горение" происходит равным образом в обоих мирах: осеннего леса и завороженного сердца. Каждый из них и оказывается первичной реальностью, и отражением другой реальности; прямые и переносные значения могут меняться местами, потому что найдена и словесно выражена третья реальность - "горения", в которой одинаково сходятся первые две. Образ становится обратимым. Поэтому в предлагаемой нами формуле образа-метаболы не только П выводится из скобок (поскольку промежуточный член присутствует в самом дискурсе), но и стрелки становятся двунаправленными: каждый из крайних членов может восприниматься как Исходный и Результирующий:
Метафора:
И > (П) > Р ГЛАЗА > (СИЯНИЕ) > ЗВЕЗДЫ
Метабола:
И/Р <> П <> Р/И НЕБО <> ЗВЕЗДА <> НОЧЬ
Корни метаболической поэтики, разросшейся в самостоятельную систему у поэтов 80-х гг., так называемых метариалистов,5 обнаруживаются у классиков поэзии ХХ века - Р.-М. Рильке, П. Валери, О. Мандельштама. Например, одно из сложнейших для понимания стихотворений Мандельштама "Сестры - тяжесть и нежность, одинаковы наши приметы..." являет свой прозрачнейший смысл именно в плане метаболической образности: подыскиваются те "промежуточные понятия", через которые вступают в опосредованную связь свойства тяжести и легкости, грубости и нежности. Образность этого стихотворения пролегает как раз через зону П, по отношению к которой И и Р оказываются вполне обратимыми: невозможно зафиксировать за одними словами прямые значения и статус исходных, а за другими - переносные и статус результативных. Сама реальность оказывается как бы сплошь промежуточной - не точечно-дискретной, как в метафоре, а тянущейся, континуальной.
Сестры - тяжесть и нежность, одинаковы наши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети!
Легче камень поднять, чем имя твое повторить.
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Что общего между всеми этими столь разнородными областями: соты и сети, камень и имя...? Переход тяжести в нежность и обратно, обмен этими свойствами у соответствующих предметов. Легчайшее - "имя" - оказывается более тяжелым чем "камень", а повторить - труднее, чем поднять. Самой тяжкой заботой оказывается легкость существования, избыток времени (вопреки представлению о заботе как недостатку, нехватке, здесь сам звуковой строй обнаруживает общность "заботы" и "избытка"). "Соты" и "сети" - это переплетение "мягкости" и "твердости" в самой фонетической ткани слов, не говоря уж о тяжести наполненных сот и легкости сквозящих сетей. И далее - воздух тяжелеет, замутняется, обнаруживая свойства темной воды... Мимолетное, эфемерное время обнаруживает тяжесть почвы, вспаханной плугом... Наконец, образная доминанта всего стихотворения - это розы, в бутонах которых наглядно выражен признак "тяжести", а в лепестках - "нежности". Розы были "землею" - и они же плывут по воде:
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух. Время вспахано плугом, и роза землею была. В медленном водовороте тяжелые, нежные розы, Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.
По сути, метабола - это и есть "двойной венок", заплетенный в водовороте медленно вращающейся реальности, свитой в себе, развивающейся из себя, словно лента Мебиуса, в которой никак нельзя определить точку, грань, разрыв, где внутренняя сторона переходит во внешнюю и обратно. Образ-метабола разворачивает волновую (а не корпускулярную) картину мироздания, в которой сходства-подобия отдельных предметов переходят в их плавные схождения, а разрозненные частицы вовлечены в энергетическое поле всеобщей и взаимной причастности. Здесь нет "уподобляемого" и "уподобляющего", реального переднего плана и условно-иллюзорного заднего, нет деления слов на "исходные" и "результирующие", значений - на прямые и переносные... Но есть растянутое на весь объем реальности П - превращение, переход, промежуток, в котором умещается все: между тяжестью и нежностью, между морем и дождем, между ночью и небом, между деревом и вихрем.
При этом метонимический способ связи, по смежности, привходит контрапунктом в возрастание метаболического образа: осы смежны розе, роза - земле, дождь - морю, дерево - вихрю. Но в том и состоит качественное отличие метаболы от метонимии, как и от метафоры, что двучленность преодолевается в растянутом промежутке, в неделимом на части третьем, среднем члене - органике всюду прорастающего, многомерного и абсолютно реального бытия.
В метонимии один член, результирующий, замещает собой другой, исходный, перенимая его прямое значение в качестве своего переносного. Например, в метонимии "все флаги в гости будут к нам" исходное значение тропа - "страны, державы", результирующее - "флаги", переносным значением которого и становятся "страны". Метабола же не заменяет одного другим, а ищет третьего, в котором одно проступало бы через другое, как небо проступает в ночи - через звезду, как дождь проступает в море - через клювы птиц, как земля проступает в розе - через ее тяжесть, как вихрь проступает в дереве - через его порывистый и невоплотимый жест, как камень проступает в имени - через труд его произнесения, как легкость проступает в заботе - через избыток времени. Вещи не заменяют друг друга, не уподобляются друг другу, но проступают друг в друге, образуя нечто третье, недвойственное, неделимое - в образе-метаболе.
Не подобие и не соседство, а причастность, ипостасность. Такова высшая степень реальности, которая обнаруживается в этом виде тропа, - реальность, ведущая от двух видов двоицы к третьему виду - Троице, вводящая в тайну ее неслиянности-нераздельности.
1986
--------------------------------------------------------------------------------
1Опубликовано в Стилистика и поэтика. Тезисы всесоюзной научной конференции, вып. 2, М., Институт русского языка АН СССР, 1989, сс.75-80.
2Ж.Дюбуа, Ф.Эделин и др. Общая риторика. М. , "Прогресс" , 1986, с. 56.
3Там же, с. 197.
4"Поколение, нашедшее себя. О новой поэзии 80-х годов." "Вопросы литертуры", 1986, #5, сс.64-72.
5 См. М. Эпштейн. Парадоксы новизны. О литературном развитии Х1Х - ХХ веков", М., 1988, сс.159-166.
-
Copyright © Mikhail Epshtein 1997
Манифест вывешен и зачитан 5 декабря 1986 г., в Центральном выставочном зале /на Кузнецком мосту/, на вечере "Метареализм в поэзии и живописи".
1/. Метареализм - это стилевое направление в отечественной литературе и искусстве, сложившееся в 70-е гг., но приобретшее известность в 80-е гг.
Представители метареализма. В поэзии - И.Жданов, О.Седакова, В.Аристов, А.Парщиков, И.Кутик, А.Еременко, В.Салимон и др.. В живописи: Е.Дыбский, З.Шерман, Е.Гор, Б.Морковников, А.Цедлик и др.
2/. Термин "метареализм" возник в декабре 1982 г., после вечера гиперреалистов в Доме художника.1 Стало ясно, что преодоление типового реализма идет по крайней мере двумя путями. Одни художники закрепляют /и укрупняют/ наружный, иллюзионистский слой реальности, другие - срывают его. Одни гипер - трофируют зримую поверхность вещей, другие обнажают их мета - физическую глубину. Одним свойственна гипербола - преувеличение наличного. Другим - МЕТАБОЛА - смещение в иное, "бросок" в возможное /"метабола" буквально означает "сверхбросок", "переброс", "перемещение", "поворот"/.
3/. Понятие "метареализма" можно прочитать двояко. В философском плане - это мета-физический реализм, т.е. реализм не физической данности, а сверхфизической природы вещей.
В стилевом плане - это мета-форический реализм, переходящий от условного подобия вещей к их реальной взаимопричастности, т.е. от метафоры - к метаболе. Прообраз метаболы в мифологическом искусстве древности - метаморфоза /см. подробнее главу "От метафоры к метаморфозе" в статье М.Эпштейна "Поколение, нашедшее себя", "Вопросы литературы", 1986, Э5, с.64-72/.
4/. Если на синкретической стадии искусства явления превращаются друг в друга /метаморфоза / , а на стадии дифференциации уподобляются друг другу чисто условно /метафора /, то на стадии синтетической они обнаруживают причастность друг другу, т.е. превратимость при сохранении раздельности, интеграцию на основе дифференциации /метабола /.
5/. Следуя за метафорой искусство доходит до ее предела, за которым начинается область современных метабол.
Отличие метареалистов от метафористов - поэтического поколения 60-х гг. /А.Вознесенский, Н.Матвеева, Р.Рождественский и др./: поиск сходств и подобий уступает место проникновению в подлинную взаимопричастность вещей, в ту реальность, которая лишь условно обозначается в метафоре, но пластически раскрывается в метаболе.
Пример метафоры:
Как золотят купола в строительных легких лесах - оранжевая гора стоит в пустынных лесах. /А.Вознесенский/ Пример метаболы: В густых металлургических лесах, где шел процесс созданья хлорофилла, сорвался лист. Уж осень наступила в густых металлургических лесах. /А.Еременко/
Метафора четко делит мир на сравниваемое и сравнивающее, на отображаемую действительность и прием отображения. Осенний лес в Дилижане похож на строительные леса вокруг церкви. Метабола - это целостный и подлинный мир, не делимый надвое, но открывающий в себе множество измерений. Природа и завод превращаются друг в друга через лесообразные постройки, которые растут по собственным непостижимым законам - техника имеет свою органику: и вместе они составляют одну реальность, в которой узнаваемо и жутко переплетаются металлургические и древесные черты.
Метабола раскрывается по ту сторону метафоры, как действительность иного, куда метафора отсылает лишь условным намеком. На место сходства становится сопричастность разных миров, равноправных в своей подлинности. Расширяется область п р я м ы х значений - за счет того, что и "переносные", "кажущиеся" - становятся прямыми.
Море, что зажато в клювах птиц , - дождь Небо, помещенное в звезду, - ночь. Дерева невыполненный жест - вихрь /И.Жданов/
Море не похоже на дождь, а небо - на ночь, здесь одно не служит отсылкой к другому, - но одно с т а н о в и т с я другим, составляя части расширяющейся реальности.
Метафора - готовность поверить в чудо , метабола - способность его осязать.
6/. То, что называют "реализмом", - это реализм всего лишь одной из реальностей. Метареализм - это реализм многих реальностей , связанных непрерывностью метаболических смещений. Есть реальность, открытая зрению муравья, и реальность, открытая блужданию электрона, и реальность, свернутая в математическую формулу, и реальность, про которую сказано - "и горний ангелов полет". Образ-метабола - способ взаимосвязи всех этих реальностей, утверждение их растущего единства.
Приставка "мета" всего лишь прибавляет к "реализму" то, что сам он вычитает из всеобъемлющей Реальности, сводя к одному из ее подвидов.
7/. Метареализм не следует возводить к символизму , который подразделял реальность на "низшую" и "высшую", "мнимую" и "подлинную", приготовляя тем самым восстание этой "низшей" реальности и последующее торжество плоского реализма. МЕТАБОЛА тем и отличается от символа, что предполагает взаимопроникновение реальностей, а не отсылку от одной, служебной, к другой, подлинной. Привилегии уничтожены. В метареальном искусстве каждое явление воспринимается как средство. Кантовский нравственный императив, предназначенный только для человека, распространяется на весь мир явлений.
8/. Метареализм имеет мало общего с сюрреализмом , поскольку обращается не к подсознанию , а к сверхсознанию, не опьяняет, а протрезвляет творческий разум. "С сюрреалистическими образами дело обстоит так же, как с образами, навеянными опиумом..." /А.Бретон, "Манифест сюрреализма"/. Сюрреалисты отталкивались от чрезмерно трезвой и сухой действительности, их окружавшей. Метареализм отталкивается скорее от пьяной хмари и марева, обволакивающего исторический горизонт, и потому каждым образом зовет к пробуждению, к выходу из гипнотического опьянения одною, "этой" реальностью, к многомерному восприятию мира.
9/. Исток метареализма - не какое-то конкретное поэтическое явление, а вся история мирового искусства, в ее энциклопедических сжатиях и извлечениях. Метабола - это, по сути, словарная статья, микроэнциклопедия культуры, спресованной всеми своими жанрами и уровнями, переводящей себя с языка на язык. Отсюда - отсутствие явно выраженного лирического героя, который заменяется - плохо это или хорошо - суммой видений , геометрическим местом точек зрения, равноудаленных от "я", или же, что то же самое, расширяющих его до "сверх-я", состоящего из множества очей. Полистилистика, стереоскопия, метареализм.
В сущности, метареализм существовал всегда - но потребовалось слишком долгое отступление от него, чтобы увидеть в нем лишь одно из направлений современного искусства.
10/. Впервые метареализм оформился как особое стилевое течение и как теоретическое понятие на поэтическом вечере 8 июня 1983 года, когда произошло его отмежевание от другого стилевого течения - концептуализма /название вечера: "Стилевые искания в современной поэзии: к спорам о метареализме и концептуализме"/.
Наряду с разграничением стилей внутри одного вида искусства столь же принципиальное значение имеет и консолидация разных искусств, приверженных одному стилю. Этим определяется задача вечера "Метареализм в поэзии и живописи", проводимого 7 декабря 1986 г.
11/. Поэты и художники - метареалисты, при всем различии индивидуальных манер, объединяются глубоким чувством пространства, как непрерывной среды, раскрывающей метафизическую природу вещей: ведь именно через пространство каждая из них граничит с чем-то иным, "перешагивает" себя. Явления здесь не фиксируются на уровне отдельных "объектов" или "символов" - всяческая дискретность преодолевается непрерывностью силовых линий, эстетика которых отличает метареализм и от "жизнеподобного", и от абстрактного искусства.
В живописи метареализм проявляется как снятие оппозиции между "абстрактным" и "предметным" - изображается структура вещей, но при этом она обнаруживает свою собственную вещность, разворачивается в реальном пространстве. Среднее между геометрически условной абстракцией и реалистически очерченной вещью - это само п р о с т р а н с т в о , представляющее собой абстракцию от отдельных вещей и вместе с тем вещественную наполненность и протяженность самих абстракций. Поэтому пространство в его многослойности, упругости, способности простираться из себя и за себя, в его зримой мета-физичности, - едва ли не главный герой метареального искусства.
На метареальной картине с пространства содран наружный слой, "кожа" /которую пристально рассматривают гиперреалисты/, но не обнажена геометрическая схема, анатомический "костяк" /предмет абстрактной живописи/. Срез проходит где-то посередине, среди мышечных напластований, волокнистых сплетений, лимфатических узлов и кровеносных сосудов - всей той мягкой и проводящей органической ткани, через которую совершается обмен веществ между вещами, метаболизм пространственной среды.
12/. Быть может, метареализм - это не только творчество, но и мировоззрение, не только мировоззрение, но и образ жизни. Быть метареалистом - значит чувствовать себя связующим звеном многих реальностей, нести ответственность за то, чтобы эта связь не распалась, скрепляя ее словом, мыслью, поступком.
При этом метареалист не принадлежит до конца ни одной из реальностей - не потому, что он играет в них, надевая все новые маски, а потому, что он слишком всерьез воспринимает Реальность как таковую.
6 декабря 1986 г.
--------------------------------------------------------------------------------
1.На самом деле термин "метареализм" уже употреблялся поэтом и религиозным мыслителем Даниилом Андреевым в его трактате "Роза Мира" (1950-1958), впервые опубликованном в 1991 г. Употребляется всего один раз - но в принципиальном, можно сказать, пророческом смысле: "...Будет, мне кажется, определяться некий преобладающий стиль, не исчерпывающий, конечно, всех течений искусства (в условиях максимальной свободы это невозможно, да и не нужно по той же причине), но призванный стать в искусстве и литературе последней трети века некоторой, как теперь говорят, магистралью. В этом стиле найдет свое выражение присущее Розе Мира восприятие вещей: восприятие сквозящее, различающее через слой физической действительности другие, иноматериальные или духовные слои. /.../ Мне кажется, такое искусство, мужественное своим бесстрашием и женственное своим любвеобилием, мудрое сочетание радости и нежности к людям и к миру с зорким познаванием его темных глубин, можно было бы назвать сквозящим реализмом или метареализмом". Даниил Андреев. Роза Мира. Метафилософия истории, М., "Прометей", 1991, сс. 21, 22. Поэзия самого Даниила Андреева может служить образцом перехода от символизма начала 20 века к "метареализму" его конца.
Copyright © Mikhail Epshtein 1997
При цитировании обязательны ссылки на источник и указание электронной страницы.